Музыкальные инструменты

Мы оба смеемся.
– Так вы все-таки готовы продать душу дьяволу?

– Ждешь, что я сейчас скажу: «Ах! Нет!

Как можно!» – и он вновь смотрит на меня с бесконечной, совершенно нескрываемой иронией. – А вот не скажу! Что готов продать – тоже не скажу.

Еще не готов.

Но я бы попробовал, я бы поторговался, я бы с ним это обсудил. Если бы можно было договориться, чтобы не на вечность, а на время.
– А за что? За что готовы?

– «За что», – с легкой усмешкой передразнивает он. – Понятно, за что.

И коротко смеется. – Ну, вот небо.
Я задираю голову следом – небо черное, низкое и пустое, с него в тот вечер почему-то слиняли все звезды.

Небо чужой страны.
– Нет, ну правда, – жалобно тяну я, и теперь мы уже оба смеемся над случайно сложившейся игрой слов.

Я пытаюсь перехватить инициативу:

– Сегодня шабат, приличные люди не работают… Грех, между прочим!

– Ну, ко мне это не относится, я ведь человек православный. А с точки зрения местных жителей – конечно, грех. Хотя они, наверное, его разделяют, раз приходят меня послушать…

– Вы вчера давали первый за эти гастроли концерт в Иерусалиме и не пошли к Стене Плача. Значит, не о чем просить, не за что благодарить и не в чем перед богом повиниться?

– Почему, есть. Просто времени не осталось… Прямой эфир шесть часов, а потом – сразу на площадку.

Так что… не до плача было. За меня балетные наши поплакали, они ходили. Кстати, в удачный день попали.

Сегодня там людей камнями забросали.

– Вы не боитесь в такой горячей точке выступать?

– Я свое уже отбоялся. И потом, в этой стране героизм – жить, а не приезжать петь…

Это – пока не разговор, так, разминка. Я терпеливо жду, когда он втянется в беседу, а главное – пытаюсь почувствовать его, поймать настроение. А потом он выпивает бокал красного вина и самозабвенно танцует вместе со своим балетом под «АВBА», «BoneyM».

– Вот сейчас напрыгается, а завтра нога разболится, – очень тихо говорит кто-то из окружения. – Может, напомнить?

– Ты когда его последний раз видел таким расслабленным? – возражают ему. – Оставь, видишь, человеку хорошо…

– А что, такие вечеринки редкость? – позволяю себе вмешаться в разговор.
– Ну, может, раза два в год, обычно здесь, в Израиле, и только очень тесным кругом, тут никогда… – фраза обрывается.

– И законно, – наконец отвечает он, – и вполне морально, – а в голосе, несмотря на холодноватую снисходительность, явно проскальзывает нотка угрозы.

– Но это закон, – настаиваю я, – он не знает исключений.

Грозу уже унесло ветром.

– Значит, я вне закона, – отшучивается Леонтьев. – Время идет, и я понимаю, что все-таки самое лучшее, что у меня есть, – сцена. А это вполне и законно, и морально, и нравственно. Конечно, в меру того, насколько я сам морален.

10.09.2013